Так что же это за три ингредиента, из которых можно приготовить Вселенную?
Во-первых, нам потребуется Материя: она окружает нас...
Во-вторых, вам понадобится Энергия: она пропитывает вселенную, управляет процессами, которые делают вселенную динамичным, постоянно меняющимся местом.
Третий ингредиент для создания вселенной – Пространство. Очень много пространства…
Стивен Хокинг, "Почему? Вопросы мироздания. Существует ли Создатель?"
Во-первых, нам потребуется Материя: она окружает нас...
Во-вторых, вам понадобится Энергия: она пропитывает вселенную, управляет процессами, которые делают вселенную динамичным, постоянно меняющимся местом.
Третий ингредиент для создания вселенной – Пространство. Очень много пространства…
Стивен Хокинг, "Почему? Вопросы мироздания. Существует ли Создатель?"
Материя. Уже столько сказано о сценографии этого спектакля. Но вот сама сцена... Я как-то не думала, что она такая нецельная и негладкая. И собрана из разных… как это называется? реек? И еще там эти рельсы. И оба раза, когда Создание ползало и билось в спастике, я все думала об этих рейках, и рельсах, и неровностях, которые чувствуются кожей; и про обязательные мелкие щепки, которые просто не могут не впиваться каждый раз; и еще про те следы, которые остаются после того, как проедешься по деревянным половицам голым животом или коленями со всего маху, как бывало в детстве, или как здесь - отталкиваясь руками и назад всем телом без одежды, прямо по этой сцене. Как же это обжигающе больно! И вот это было второе сильное впечатление. После процесса рождения.
И как же удобно смотреть обе версии сразу. Отдельные моменты показаны с разных ракурсов. И, конечно, версия, где Камбербэтч – Создание более выигрышная с точки зрения крупных и средних планов. Именно момент рождения. И это (в том числе) решает общее впечатление.
Лаконичность оформления. Да чего там – минимализм, при четко продуманном взаимодействии всех элементов. Вот рельсы. И по ним, из глубины, несется прямо на Создание и на нас паровоз - грохочущий, сверкающий, оглушающе непонятный, сметающий все на своем пути Мир, в который Создание было брошено по воле своего Творца (как гениально одной сценой Бойл рисует городскую Англию Мэри Шелли!).
Сцена закончилась: минимум передвижений (которые, впрочем, незаметны) и этот враждебный ужас в одну минуту сменился Природой, которой совсем не важно, как ты выглядишь - она примет всех. И опять два-три штриха: и вот уже сквозь те же рельсы проросла настоящая трава, выпустили из снопов птиц, отыгранный светом, музыкой и фактурой ткани (?) восход солнца, звуки и… дождь! О…
А все эти сценические механизмы, поднимающиеся из глубин декорации дома Виктора! При этом, вращающийся круг фиксируется неровно, чуть наискосок и один край приподнят. Вроде ничего такого, но вот если бы было плоско, то потерялось бы что-то. Точно. Бывает иногда, что сцена практически пустая, но это не помогает сосредоточиться на героях, как это может быть задумывал режиссер, а наоборот мешает.
Здесь минимализм не отвлекает, а дает ощущение безграничности пространства. И это живое пространство. Оно дышит музыкой, светом и еще чем-то призрачным и неуловимым, как легкий сценический дым над "Женевским озером" или в "горах Швейцарии".
Опять же, при той энергии, которая выплескивается со сцены так, что ощущается по эту сторону экрана, сложно адекватно оценивать все тонкости сценографии. Оно как-то все вместе.
Энергия. И у нее два мощных источника: Бенедикт Камбербэтч и Джонни Ли Миллер. Их Создания отличаются полутонами и нюансами, но в целом решение образа одно. И это решение ошеломляет. От макушки до пяток.
Насколько я поняла, пьеса Ника Дира, хоть и называется "Франкенштейн", но практически полностью построена на главах романа Мэри Шелли (с XI по XVII), в которых идет рассказ от лица Создания. Все эти метания, объяснения и прочие "горячки" Виктора до того как остаются "за кадром".
Может быть, как раз этим объясняется такая целостность образа Создания и настолько разные Викторы? OMG…какие же они разные! Это невероятно.
Нервный, уязвимый, мятущийся, сомневающийся и какой-то очень человечный Виктор Ли Миллера. Вот глядя на него, верю, что он сидел безвылазно в комнате и не выходил, боясь встретиться со своим Монстром наяву.
И целостный, твердый, решительный, ученый - исследователь, тот, кто низвергает основы и постигает истины - Виктор Камбербэтча. Этот, если и закроется в комнате, то только для того, чтобы придумать атомную бомбу и таким образом решить проблему. Утрирую, конечно, но вот в каком-то таком направлении можно объяснить мои ощущения от Камбербэтча - Франкенштейна.
Особенно ярко эта разница проявляется в сцене, когда Виктор произносит в ответ на претензии Элизабет, о том, что он про нее совсем забыл, а скоро свадьба, свое недоумевающее "и…?".
И вот услышав эти два разных "и…?" , как-то сразу становится понятно кто есть кто. Если их соединить в одного Франкенштейна, то Бенедикт – это Виктор в процессе своего эпического эксперимента и до того, как испытал Страх, а Джонни – Виктор после.
В сценах с Созданием для меня реальней был Бенедикт – Франкенштейн; в семейных сценах – Ли Миллер. И, продолжая тему "если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…" выскажу свою идеальную и очень субъективную версию этого спектакля *откашливаясь* значится так: Виктор Франкенштейн – Бенедикт Камбербэтч (аплодисменты), Создание - Benedict Cumberbatch (несмолкающие аплодисменты).
Прости Джонни. Было хорошо. Правда. Опять же, нельзя не признать, что вдвоем вполовину безопаснее для общей целостности потенциально оскароносного организма.
Пространство внутри которого Франкенштейн и Создание.
Привет тебе, зловещий мир! Привет,
Геенна запредельная! Прими
Хозяина, чей дух не устрашат
Ни время, ни пространство. Он в себе
Обрел свое пространство и создать
В себе из Рая - Ад и Рай из Ада
Он может. Где б я ни был, все равно
Собой останусь,- в этом не слабей
Того, кто громом первенство снискал.
Здесь мы свободны. Здесь не создал Он
Завидный край; Он не изгонит нас
Из этих мест. Здесь наша власть прочна,
И мне сдается, даже в бездне власть -
Достойная награда. Лучше быть
Владыкой Ада, чем слугою Неба!
…так молвил Сатана…
Джон Мильтон, "Потерянный рай" (перевод Аркадия Штейнберга)
[***]Геенна запредельная! Прими
Хозяина, чей дух не устрашат
Ни время, ни пространство. Он в себе
Обрел свое пространство и создать
В себе из Рая - Ад и Рай из Ада
Он может. Где б я ни был, все равно
Собой останусь,- в этом не слабей
Того, кто громом первенство снискал.
Здесь мы свободны. Здесь не создал Он
Завидный край; Он не изгонит нас
Из этих мест. Здесь наша власть прочна,
И мне сдается, даже в бездне власть -
Достойная награда. Лучше быть
Владыкой Ада, чем слугою Неба!
…так молвил Сатана…
Джон Мильтон, "Потерянный рай" (перевод Аркадия Штейнберга)
*это как раз тот отрывок, который недоцитировало Создание, поражая своей ученостью Виктора. Как-то понятнее становится, почему Созданию больше нравится Сатана. Нет?
Их отношения - качели от незнания к постижению, от абсолютной и безграничной веры к сокрушительному разочарованию и обратно - от отрицания к необходимости обязательного присутствия Создателя. Попытка найти ответы на вечные вопросы:
Кто я?
Монстр, Чудовище, существо, которого не должно было быть, результат эксперимента. И только для слепого старика я - "добрый человек". Ох, уж эти слепые идеалисты, в окружении мудрых книг…
Зачем я создан?
Этот вопрос задает Виктору Создание, этот же вопрос (зачем?) Виктор слышит и от Элизабет. О, у него есть ответ, но вряд ли он им понравится...
Откуда и куда я иду?
Откуда?
Из небытия, из ниоткуда.
Куда?
а вот здесь, пожалуй, можно дать более точный ответ: за своим Создателем.
Для чего?
Мстить
Только ли?
Я иду, чтобы не оставаться одному. Я мог бы убить его. Сразу. И еще много раз. Но я оставляю и оставляю его живым. Не только потому, что он мне нужен с практической точки зрения. Еще потому что "пока жив ты - жив и я. Так мы едины". Поэтому: "не умирай, не умирай, вот хорошее вино…".
И еще вот это: "я умею вести диалог" - гордое и воинственно-беззащитное одновременно. И похлопать рукой рядом: сядь, поговори со мной, пойми, мне важно объяснить это именно тебе.... * И существует это только в версии Бенедикта.
Это ведь это не только Создание, это мы задаем Ему те же вопросы:
- зачем я здесь и зачем я такой?
- если создал, то почему оставил одного, забыл, не видишь, не поддерживаешь?
- нужен ли я тебе?
- и если нет, то кому?
- кому я нужен такой как создан?!
Много это или мало для меня - быть тем, что я есть?
Это мы – Создания. И какое бы имя (или множество имен) не носил наш Франкенштейн, его ответом на вопрос "зачем" будет совсем не "для того, чтобы…" (быть счастливыми, богатым, красивым, успешными или что там еще далее по списку обещают нам в рамках договора?). Его ответом, видится мне, всегда будет "потому что" (а это даже не "42"!).
Потому, что он смог!
И поэтому вот Я - итог, решенного уравнения, живое доказательство теоремы, окончательный аргумент в споре с… кем? Природой? Творцом (кем бы он ни был)? Собой?
Собой.
И даже не по причине гордыни, а потому что Виктору тоже никто не ответил на эти вопросы. Он искал эти ответы сам. Как умел. У кого искал юный Виктор ответы на свои вопросы?
Согласно первоисточнику у Корнелия Агриппы, Альберта Великого и Парацельса. Заглянем:
По Парацельсу, человек (который также является квинтэссенцией, или пятой, истинной сущностью мира) производится Богом из «вытяжки» целого мира и несёт в себе образ Творца. Не существует никакого запретного для человека знания, он способен и, согласно Парацельсу, даже обязан исследовать все сущности, имеющиеся не только в природе, но и за её пределами.
Кто развивал юный ум Создания? Мэри Шелли и на это дает ответ: Вольней своими «Руинами империй», Мильтон "Потерянным Раем", "еще был один из томов "Жизнеописаний" Плутарха и "Страдания молодого Вертера".
Нет идей по поводу двух половинок одного целого? Ах, если бы все это , да в одном...
Виктор, он тоже, в своем роде Создание. Зеркальное его отражение. Один выживал, усваивая ненависть, страх, боль и разрушения; второго окружали любовь, забота и понимание. Но каков итог? "Я породил монстра!" - так, кажется, позже скажет отец Виктора?
Создание – итог познания Виктором мира. И он обжегся. Ой! И отпрянув, отдернул руку* (как Создание от горячего котелка с крольчатиной). Одному было больно, другому – страшно.
Но котел остыл и крольчатина была съедена, и боль прошла, оставив опыт. И Виктор, забыв страх, уже готов совершить новый акт творения. Сильнее, выше, быстрее!
И, сдается мне, это происходит не только и не столько по причине, заключенного между ними договора. Перед тобой убийца брата. Убей его сейчас! Ты для этого и бродил по холодным горам - искал его. Не так ли? Чего договариваться-то?!
Но!
Восхищение и эйфория ученого от созерцания правильно решенного уравнения (оно живое!
Вот это эмоциональное: "…и ты покинешь нас? Обещаешь? Обязательно? Непременно? Точно-точно?" - только приличия и не более. Тонкий-тонкий слой краски человечности, под которой холодный блеск чистого познания.
Одно движение мысли в сторону я могу! – и этот слой стирается в одно касание. Для себя он всё решил в тот момент, когда прозвучала просьба создать.
И вот Камбербэтч именно такой. Да. Этот его ме-е-е-дленный, оценивающий взгляд ученого за движением руки Элизабет во время, чуть ли не единственной, романтической сцены. Эта пылкость, с которой он рассуждает о том, что необходимо для создания совершенной женщины.
В тот момент перед Созданием - Творец. И завороженный, обожающий взгляд Ли Миллера (кажется единственный момент, когда Создание так смотрит на Виктора) - кульминация его веры в безграничность возможностей Франкенштейна.
Вот он – мой Создатель! Бог, который еще не разочаровал. Бог, который дает надежду. Бог, который еще не предал. И я пойду за ним куда угодно.
Потом эту надежду у него отберут. Грубо. Подло.И они поменяются местами: больно будет Виктору, а Созданию - страшно… остаться без него. Потому что во всем мире кроме Виктора, пусть и гонимого местью, оно, Создание, никому не нужно. Совсем никому. А этот, смотри: ползет, тянется, умирает, но воскресает, для того чтобы всегда идти за тобой. Наконец-то ты ему нужен! Жизненно необходим.
И получается, что если ты один в этом мире, то какая разница любовь или ненависть движет теми, кто остается рядом? Они так и так сопровождают тебя. И нет одиночества.
Хотя, за той гранью, куда так стремятся эти двое, уже нет ни любви, ни ненависти.Только холод. Может быть, это и есть холод чистого разума?
Их поглощает свет, и они уходят, оставляя нам всё остальное. Всё, что сумеем увидеть в этой части Вселенной Дэнни Бойла. А там еще видеть и видеть...
Для Вселенной можно подобрать множество эпитетов: восхитительная, прекрасная, жестокая, но вы не сможете назвать ее тесной. Куда ни посмотришь везде много, много, много пространства во всех направлениях – есть куда посмотреть.
Стивен Хокинг, "Почему? Вопросы мироздания. Существует ли Создатель?"
[*недодуманные мысли]
*Про руки. Практически нет сцен, когда Виктор касается руки Создания или Создание руки Виктора. Это будет только один раз, во время скрепления договора рукопожатием. И Дэнни Бойл сделал всё для того, чтобы эта сцена тщательно зафиксировалась в сознании тех, кто смотрит. Не просто пожали руки и разошлись, а растягивая это движение, как в замедленной съемке. И оба стоят пораженные тем, что случилось. А что, кстати, случилось? Творец коснулся Создания. Однако роль божьей искры в этой истории, если я не ошибаюсь, принадлежит гальванике и прочим вливаниям? И произошло это задолго до этого рукопожатия. Что же произошло в этот момент? Не знаю…но это было очень важно.
А потом им будет дан еще один шанс: тот единственный момент возможного понимания (может быть даже примирения) во льдах, когда их пальцы в одном касании друг от друга и…Творец отдернет руку. Презирая (кого? уж не себя ли?). Не прощая. Не забывая. А если бы они тогда соприкоснулись?
*А может это Адам без Бога? Ну, вот вся эта история. Вот фреска. На ней запечатлен момент за секунду до божественного касания. Через секунду Адам обретет душу. А Франкенштейн этого не сделал в свое время. Жизнь дал, а не «коснулся» вот так. Вот представим: опять та же фреска, тот же сюжет. Но эти двое не дотянутся друг до друга. Ну, вот не случится. Не произойдет. Разойдутся в разные стороны. Тот, который со свитой и бородатый отдернет руку. Что тогда? Тогда – «Франкенштейн» Дэнни Бойла.
*Так и остается у меня вопрос: почему Франкенштейн не стрелял там, в спальне? Почему дал уйти Созданию? В книге эта сцена подана по-другому: Виктор появляется в спальне уже после того как и поэтому там все логично: «я тебя породил– я тебя и убью» и, собственно, совместный тур к полюсу. А вот в пьесе… Что это было? Что за сомнения? Опять горячка?! Однако, Ник Дир все эти горячки благополучно в пьесе «задвинул» (за что ему спасибо). Или они, таки, подразумевались?
*Феликс и Агата: кто нам помогает? Сказочные существа. Почему они это делают? Потому что мы хорошие. Мы делали то-то и то-то, мы вели себя правильно и вот наша награда. И существа обязательно маленькие (а значит не опасные) и симпатичные, потому что добрые (помогают же). А добрые, потому что симпатичные. Добро, оно всегда красивое и мимишечное. А тот, кто «на лицо ужасный», тот злой и нехороший (а внутрь мы не заглядывали – кто же захочет?) - таких надо убивать.
Вывод: добро - красивое, зло – некрасивое. Все, что для нас красиво – добро, все, что отвратительно – зло. А переставь местами: хаос, ужас и армагедонец тот еще получиться. Что и имеем в отдельно взятых случаях.
*в оформлении использованы иллюстрации работ Микеланджело Буонарроти (рисунки, фрагмент скульптуры "Давид", фреска "Сотворение Адама" и её отдельные фрагменты)
Community Info