Спектакль ещё можно посмотреть на большом экране, если ваш город входит в программу проекта, пока сеансы есть до конца марта.
"Настоящая комедия" Ноэла Кауарда давно переведена на русский язык и прекрасно читается (а не только смотрится, как это свойственно некоторым пьесам), и если вы сначала прочтете её, то определенно не только не испортите себе просмотр, но и удвоите удовольствие. Для тех, кто не читал и не знает сюжет: невероятно популярный актер Гарри Эссендайн готовится отбыть в Африку на длительные гастроли, но последние несколько дней перед отъездом его терпение, самолюбие и само душевное здоровье испытывают на прочность влюбленная фанатка, ехидная секретарша, бывшая жена, случайные поклонники, начинающий сценарист, друзья с проблемами в браке, а больше всего тот факт, что входную дверь никогда не открывают сразу после звонка.
Его постановка словно снимает толстый слой пожелтевшего лака с картины, открывая миру то, что не мог открыть автор — герои бисексуальны, и в этом нет ровным счетом ничего особенного, кроме разве что чуть большего разнообразия в калейдоскопе страстей. Для тех, кто хотел тех самых идеальных тридцатых, существовавших только на сцене — это они и есть, действительно идеальные тридцатые, в которых Ноэлу Кауарду не пришлось бы скрывать свою гомосексуальность, в которых у него была бы полная творческая свобода, а острейшие диалоги и намеки понимал бы весь зал, а не только избранные.
В эксцентрической комедии, постоянно набирающей темп и так же регулярно сбрасывающей напряжение, необходим не только соответствующий талант ведущих актеров, но и слаженно работающий ансамбль, в котором реплики или предметы перебрасываются от партнера к партнеру в идеальном ритме и без единой осечки. Именно это и происходит на сцене — вокруг солирующего (но совершенно не перетягивающего на себя внимание) Эндрю Скотта все объединяются дружеской компанией, знающей друг друга настолько близко, что, кажется, им нет нужды оглядываться, они и так знают, что партнер будет всегда именно там, где нужен. Софи Томпсон и Люк Таллон особенно выделяются — её палитра интонаций, украшающая густой сарказм Моники, и его безошибочное чутье в сценах, переполненных физической комедией. Говорить о том, что Эндрю Скотт блистает каждую минуту почти излишне — будь то полуистерический монолог, напыщенный диалог с переигрыванием, редкий момент откровенности или полного одиночества на сцене, от него трудно отвести взгляд.
Единственным спорным решением режиссера для меня оказался выбор Энцо Чиленти на роль Джо — в пьесе это фам фаталь Джоанна, перед которой не устоял никто, судьбоносная проверка на прочность дружбы и творческого объединения имени Гарри Эссендайна. Кажется, что здесь должен быть актер, способный соблазнить одним уж тем, что просто сидит в соседнем кресле и курит — но почему-то вполне обаятельный Чиленти в этом образе провально будничный, обыденный, скучный, никакой. И его Джо, чья бесталанность и завистливая пустота должны обнаружиться позже, когда морок спадет вместе с рассветом, в рейтинге привлекательности героев оказывается где-то между язвой-секретаршей и экономкой-спиритуалисткой неопределенного возраста.
Предвоенный конец тридцатых (время написания) и начало сороковых (когда пьесу, наконец, поставили в возобновившем свою работу театре) предписывали драматургам соответствующий финал для комедий — бодрящий, сильный, оптимистичный. Мэтью Уорчас не пытается переписать Кауарда, но находит в последней сцене место, где автор мог бы поставить точку в пьесе (первое название которой Sweet Sorrow — Сладкая грусть), и просто отсекает несколько реплик. Производимый эффект сравним с ударом в солнечное сплетение — ещё минуту назад зритель рыдал от смеха, а теперь сидит в опустившейся тьме между последним прозвучавшим словом и выходом актеров на поклоны, и эти три часа окончательно перестают быть для него всего лишь настоящей комедией.
Community Info